лишайник не мог заменить полноценную кровать. Но к этому я привык, ещё когда блуждал по Лабиринтуму.
Не мудрствуя лукаво, я применил тот же метод, что при первом пробуждении в новом мире: забрался на гриб, под которым провёл ночь, разглядел горную гряду на горизонте и двинулся к ней.
Конечно, быстрее было бы перекинуться в мертвоплута и, освоившись с крыльями, воспарить над джунглями. Но я временно отложил полёты, чтобы поохотиться во время пешего перехода.
Перекус тушканчиком частично восполнил силы, потраченные в сражении с патриархом, но этого было слишком мало.
Расчёт оправдался.
Периодически на меня из зарослей бросались монстры, оказавшиеся достаточно глупыми и смелыми, чтобы потягаться с безликим. Я не возражал против их самоотверженной злобы. Благодаря ей колония червей получала обильную пищу и процветала.
Спустя пару часов дорога — или же, скорее, условное направление — завела меня в бескрайнюю топь. Из бурой воды тут и там торчали маленькие островки, заросшие зеленью. Здесь приходилось пробираться с осторожностью, чтобы не шлёпнуться в воду к стайкам хищных рыбин, которые следовали за мной от кочки до кочки.
Чем дальше я продвигался по болоту, тем реже встречались клочки суши и тем больше тварей плескалось поблизости в воде. Самые наглые, на вид помесь крокодила и гиппопотама, попробовали залезть ко мне, чтобы попробовать на вкус. После третьего зверя, сгинувшего в моём брюхе, остальные сообразили, что меня так просто не взять, и отплыли подальше.
Увы, рыбы такой понятливости не проявили.
Проводив взглядом улепётывающих крокодилов, я внутренне вздохнул. Ограничение в пять ядер-зёрнышек порядком замедляло развитие.
Надо быстрее внедрить магическое зрение и закончить с иглами в руках, чтобы наконец отказаться от тушканчика в пользу нового зверя.
И если доработка локтевых костей не вызывала особых затруднений, то как подступиться к первому пункту, я пока не представлял. С глазами безликого было куда проще.
А ведь на повестке дня стояли ещё леска и паутина…
Я поискал очередной островок для того, чтобы прыгнуть на него, — и не нашёл поблизости подходящего. Несколько виднелось вдалеке, но до них было не допрыгнуть.
Оставалось повернуть назад или…
Я прошёлся по кочке. Где-то три на четыре метра. По сравнению с соседями — настоящий гигант.
Отличная взлётная площадка.
Была бы, если бы её не окружали косяки дальних родственников пираний, чьи пасти не закрывались из-за громадных, сантиметров в пятнадцать в длину, клыков.
Первый полёт, он трудный самый…
Я поглядел вверх и передёрнул плечами.
Дальше оттягивать неизбежное будет глупо.
Накатило непрошеное воспоминание: лет пять назад я прыгал с парашютом. Основной купол не раскрылся — и те бесконечно долгие секунды, что я провёл, нащупывая ремешок запасного, показались вечностью.
С тех пор я… недолюбливал свободные падения.
Но полёт на собственных крыльях — совсем другое дело. Ведь так?
Глава 25
Первое превращение в мертвоплута не задалось. Я и к балансу тела тушканчика привык не сразу, а птичье строение ещё больше отличалось от гуманоидного.
Кости мертвоплута имели полости внутри, чтобы было проще подниматься в небеса. Для своих размеров мертвоплут был довольно лёгким. Но он всё равно весил гораздо больше человека, и крупные когтистые лапы мгновенно увязли в грязи.
Я ощутил, как проминается под ногами сырая земля. В образовавшейся луже начала скапливаться вода, и я замер, чтобы не поскользнуться.
Должно быть, со стороны сцена смотрелась забавно. Гигантская птица растопырила могучие крылья, раскорячившись в неудобном положении: одна лапа вытянута, другая отведена назад, голова судорожно качается в попытке нащупать равновесие…
Но мне было не до смеха. Хищники, державшие дистанцию после того, как я проредил их ряды, вновь заинтересовались тем, что творится на островке. Самый наглый попробовал подплыть ближе, но наткнулся на один из косяков пираний, которые всё прибывали к моей кочке.
Крокодил шлёпнул хвостом по поверхности воды, чтобы отпугнуть их, но добился обратного. Топь яростно забурлила, по бурой воде прошли волны, окрасившиеся алым, и в воздухе появился железистый запах крови.
Огромного монстра разорвали за считанные секунды.
Нет, не крокодилов стоило опасаться в этом проклятом болоте, совсем не их…
Регенерация будет бессильна, если сотни жадных пастей вцепятся в меня одновременно, чтобы разорвать.
После гибели неудачливого крокопотама его сородичи предпочли ретироваться. Вода кишмя кишела пираньями; тёмные силуэты мельтешили у самого края островка. Казалось, они чуяли, что на нём засела добыча.
Путь обратно был закрыт. Одна ошибка, один неверный прыжок — и меня ждёт судьба несчастного крокодила. Разве что трепыхаться я буду подольше.
Я разобрался с несколькими магами Бездны, обратил в бегство патриарха безликих вместе с его рабами… Всё для того, чтобы застрять в трясине из-за косяков хищных рыб.
Иронично.
Захотелось достать Лью’са и залить окрестности разрушительной магией. Будь реальность тут менее прочной, пожалуй, я так и поступил бы. Но сейчас я сомневался в том, что сумею поджарить всех пираний. Кроме того, на их смерть приплывут новые. В одиночку же бороться с целой топью было куда глупее, чем попробовать полететь.
Я пошевелил крыльями, пробуя перьями воздух, — движение более инстинктивное, чем осознанное. Рефлексы мертвоплута, прежде дремавшие, очнулись. Напряглись мышцы на спине, о существовании которых я и не подозревал; я глубоко вдохнул, отчего затрясся мясистый зоб, — и резко оттолкнулся от земли.
Условия для взлёта были паршивыми. Когти пропахали в грязи глубокие борозды. Я накренился вперёд и почти плюхнулся мордой в воду, в которой неистовствовали зубастые твари.
Чтобы вернуть равновесие, я отчаянно захлопал крыльями, и их кончики разогнали по топи буруны. Пролетев так несколько метров, я более-менее выровнялся, — и крылья нащупали поток ветра, который подкинул меня вверх. С сосущим чувством в животе я наблюдал за тем, как отдаляется земля, как становятся всё меньше островки земли посреди мутной воды, как превращаются в неразличимые точки…
Я летел. Сердце колотилось как обезумевшее, и всякая попытка взять полёт под контроль оборачивалась тем, что я терял высоту и заваливался на бок, но — я летел. В ушах свистел порывистый ветер. Холодный воздух обдувал морду.
Я летел.
Тугой ком напряжения в животе постепенно рассасывался. Парение нисколько не напоминало прыжок с парашютом. Тогда оставалось надеяться только на то, что при укладке парашюта не допустили ошибок. Я доверял тонкому куску нейлона наивысшую ценность — свою жизнь.
Сейчас меня защищали инстинкты прирождённого летуна. Вдобавок я понемногу схватывал суть того, что и как нужно делать, чтобы держать высоту, набирать её и снижаться.
В каком-то смысле полёт стал моей терапией. Не сказать, что после того случая с нераскрывшимся парашютом я заработал полноценную фобию, однако к самолётам начал относиться с большим подозрениям. И вот — годы беспокойства смахнуло одним взмахом крыльев.
Рисуясь, я заложил крутой вираж. В груди ёкнуло, но больше от восторга, чем от страха. Тем не менее, когда я задумал сделать мёртвую петлю, подало голос шестое чувство, доставшееся с птичьим телом.
Оно предупредило, что для таких манёвров мертвоплуты были чересчур тяжёлыми и неповоротливыми. Охотились-то они не в воздухе — хищники спускались на землю и кромсали подвернувшуюся добычу лесками, порой пропуская через неё ток. Поэтому ожидать от них манёвренности в воздушной акробатике не стоило.
Зачастую птенцы сами становились жертвой стай птеродактилей. Об этом тоже поведало чутьё, когда я заметил на горизонте крошечные чёрные силуэты. По спине прокатилась волна жара, подстёгивая убраться подальше.
Мертвоплуты могли похвастаться четырьмя глазами. Теперь я знал, для им нужно столько: пока большие обследовали обстановку в небесах, маленькие рассматривали землю. Зрение у птицы было своеобразным: неподвижные объекты сливались в однородную кашу, но мельчайшее движение живого существа захватывалось и выделялось так, словно я рассматривал добычу в телескоп.
Когда я снизился настолько, что когтями едва не зацепился за шляпки грибов и верхушки деревьев, то обратил внимание на тонкие полупрозрачные потоки, пронизавшие джунгли. Проследив за ними, я понял, что вижу тепловой след,
